Хроники освобожденных территорий: как жили люди в Чернобаевке во время оккупации

Легендарная Чернобаевка находилась под российской оккупацией девять месяцев. В начале ноября она была освобождена вооруженными силами Украины от рашистов. Корреспондент Odessa.online побывала в этой известном селе на Херсонщине и узнала, как люди выживали под гнетом захватчиков.

Российские оккупанты принесли с собой мародерство и жестокость. Местная жительница Татьяна рассказывает, что в марте исчез ее муж, а затем его тело обнаружили с пулей в голове.

«Орки не разрешали нам включать свет после пяти вечера, а наши соседи уехали. Муж знал, что в том доме жили оккупанты, но приходили они поздно вечером, чтобы мыться, готовить и спать. В пять их еще не было, а свет горел, поэтому мужчина пошел выключить счетчик, чтобы свет не горел и у нас не было проблем. Ушел он 15 марта, тело нашли 24. С пулей в голове… И не слова о насильственной смерти», — рассказывает Татьяна.

Женщина осталась одна с ребенком. Но рашисты ее не грабили — брать было нечего. А вот из дома ее соседки оккупанты вынесли все. Они там жили. А что не удалось украсть — было загажено в прямом смысле.

Еще одному жителю Чернобыевки повезло меньше. Александр держал хозяйство и работал водителем, привозил хлеб и продукты. Чтобы накормить животных, выехал за зерном и пропал. Нашли Александра почти через месяц — у него были переломаны все ребра и руки, проломлена голова, рассказывают соседи.

Что с ним происходило — Александр не помнит. Он даже забывал, что сейчас война и что они в оккупации. Что случилось, нам рассказал Сергей, который и ехал с ним за зерном.

«Мы поехали за зерном. На обратном пути на блокпосту нас задержали, отобрали паспорта. Хотели забрать у Александра машину, он не отдавал и сломал ключ в зажигании. Тогда нас вывели из машины, избили, одели мешки на голову. Где нас держали — я не знаю, мы все время с мешками на голове… В камере находился пять дней… Снимать мешки нам не разрешали, даже когда давали пить воду — пить надо было в мешке, еду давали один раз… Всего в камере нас находилось человек семь, но точно я не знаю, потому что разговаривать между собой нам не разрешали, если мы начинали что-то говорить — нас били… Каждый день выводили на допрос. Спрашивали, знаю ли я кого-то, кто был в АТО. Говорю, что не знаю — били. Меня выбросили через пять дней. Просто вывезли на улицу и сказали: «Можешь снять мешок, когда услышишь, что машина отъехала…». Александра я нашел через три недели, его выбросили перед областной больницей . Что с ним делали — он сам не помнит«, — рассказал нам Сергей.

Провел в больнице Александр почти месяц, сейчас дома, но все еще не может свободно ходить, у мужчины не работает рука и ему необходима операция на голове. Местные жители даже собирали деньги мужчине на «пластину», однако сделать такую ​​сложную операцию сейчас на Херсонщине некому.

Познакомились мы также с 14-летней Галей. Девочка должна была учиться в девятом классе, но пришла война.

«Я сама из Чернобаевки, но училась в Херсоне в спортивной школе. Сейчас я в девятом классе, но уроков у нас не было. В марте нас всех детей посадили в подвал, там мы были месяц. Выводили мыться нас по 5 человек, несколько раз в неделю. Кормили часто волонтеры, иногда водили есть в столовую, уроков так и не было, а домой я не могла уехать, потому что не ходили автобусы. Россияне предлагали уехать в россию. Как я знаю, они вывозили детей из детдомов», — рассказала Галя.

Сейчас девочка останется в Чернобыевке, но учебный год она, как и все дети, пропустила.

Побывала корреспондент Odessa.online и на знаменитом аэродроме Чернобаевки. Военные рассказывают, что рашисты постарались убрать все следы своего пребывания — вывезли всю технику, даже разбитую. В память о «русском мире» остался только уличный туалет с символом V и надписи Z на нашей технике.

Жизнь в Чернобаевке остается сложной: нет воды, света, сложно с продуктами. Люди стоят в очереди за украинской гуманитаркой, акцентируя внимание на том, что российскую они не брали. Дети играют на площадках под звуки взрывов, кто-то выезжает в более безопасные районы. Но все уверены, что хуже, чем было под оккупацией, быть уже не может.